Странное окончание Гражданской войны
Почему историки скрывают правду
Александр ШирокорадОб авторе: Александр Борисович Широкорад – писатель, историк.
Один из проектов «памятника примирения» в Севастополе. Изображение с сайта www.sev.gov.ru
Уже несколько лет либеральные политики готовятся отметить столетие окончания Гражданской войны. В Севастополе начато строительство двух «памятников примирения». Севастопольцы окрестили их «гробницами бюджетных миллионов».
2 сентября 2020 года в Севастопольском доме ветеранов состоялось собрание Комитета ветеранов войны. Собрание направило председателю Законодательного собрания Севастополя обращение, где говорилось: «Добровольческая армия – коллаборационисты, предатели своего народа… Красная армия в борьбе с участниками «белого исхода» сохранила целостность Государства Российского…»
Можно оспаривать отдельные моменты обращения. Однако бесспорно, что и советские, и эмигрантские, и нынешние либеральные историки скрывают от народа правду о событиях осени 1920 года в Крыму.
Говорят, например, что Врангель провел в Крыму земельную реформу. Да, действительно вышла какая-то бумажка. Часть помещичьих земель передавалась крестьянам, но они должны были отдавать за нее пятую часть урожая. Остальная земля оставалась у помещиков. Между тем уже к ноябрю 1917 года подавляющее большинство помещичьих имений были крестьянами поделены. К тому же барон контролировал лишь небольшую часть Крыма: южный берег, города, дороги, Перекоп. Остальное было в руках крымских татар и партизан. Партизан в Крыму было не менее 30 тыс. человек. Большинство их входило в Повстанческую армию Алексея Мокроусова и отряды зеленых (дезертиров, анархистов и просто уголовников). Были даже белые партизаны: 2 тыс. бойцов штабс-капитана Орлова, поднявшего мятеж против Деникина.
Еще один пример. Врангель много раз объявлял Перекоп неприступным. Потом эту же песню запели советские историки.
Вообще-то сама матушка-природа сделала Крым неприступным с суши. Ширина Перекопского перешейка в самом узком месте – 7 км. Кроме того, в Крым вела узкая Арабатская стрелка шириной от 9 км до 250 м. А также две дамбы шириной несколько десятков метров соединяли Чонгарский полуостров с Крымом. И все!
К тому же турки еще в XVII веке построили вал на Перекопе длиной 18 км. Общая высота рва и вала – 18–20 м. Белые начали строить укрепления на Перекопе при Деникине летом 1919 года. А у Врангеля было девять месяцев на возведение «неприступных» укреплений.
Деникину и Врангелю было достаточно разобрать укрепления Севастопольской и Керченской крепостей и артиллерийские установки броненосцев, перевезти и собрать их на Перекопе. В апреле 1919 года англичане взорвали машины на шести русских броненосцах, но свыше ста их пушек калибра 152–305 мм были в целости и сохранности. На складах Черноморского флота имелись сотни тонн броневой стали, в батареях Севастопольской и Керченской крепостей – оборудование для мощных фортов. Был и огромный запас снарядов.
Врангель много раз публично врал о неприступных укреплениях Перекопа. На самом деле на перешейках и побережье Сиваша были построены дерево-земляные и полевые укрепления. И все!
В советском закрытом издании «История Отечественной артиллерии» (том III, книга 7) сказано, что красные для штурма имели семьдесят 76-мм полевых пушек. Кроме того, у Фрунзе было 21 «тяжелое орудие». Из них самыми мощными были 107-мм пушки образца 1910 года, 120-мм французские пушки образца 1878 года и 152-мм гаубицы образца 1909 и 1910 годов. При этом французские пушки представляли скорее музейную ценность. Более мощными орудиями Южный фронт не располагал.
Как с такой артиллерией можно взять «неприступные» укрепления с тяжелыми орудиями более крупного калибра? Сей феномен должен тщательно изучаться во всех военных академиях мира. Но и советские, и нынешние российские военные теоретики крайне неохотно поминают штурм Перекопа.
Участник боев за Перекоп полковник Левитов в эмиграции высмеивал советских историков, расписывавших бетонные укрепления белых: «У нас вообще таковых не было». Другой участник боев, поручик Мамонов, вспоминал: «Окопы на Перекопе были хороши и даже с проволочными заграждениями, но опять наши штабы забыли, что имеют дело с живыми людьми. Ни землянок для людей, ни складов, ни дров, ни колодцев предусмотрено не было». Руководитель французской военной миссии генерал Бруссо осматривал укрепления на крымских перешейках и наивно спросил: а где у вас теплые блиндажи и казармы для личного состава? Белые офицеры только посмеивались.
Если бы в ноябре 1920 года Перекоп не взял Фрунзе, через пару месяцев туда заявился бы дедушка Мороз, и белым пришлось бежать или замерзнуть. Зимой на Перекопе и в голой степи за ним морозы достигают 25 и более градусов.
Похоже, Врангель и не собирался всерьез защищать Крым. Каковы были его реальные планы, можно только догадываться. Идти на Москву – бред. У Врангеля под ружьем 50–60 тыс. человек, а в Красной армии – 5 млн!
Можно было пойти по пути прибалтийских лимитрофов и подписать мир с Советской Россией. А затем грести миллионы за транзит советских товаров. У Врангеля было 5 портов и 140 транспортных судов. Промышленники, бежавшие в Крым, несмотря на репрессии белой контрразведки, успешно торговали с Советской Россией. Врангель возмущался: «Документально установлено, что «Центросоюз», «Центросекция» и «Днепросоюз» являются контрагентами советского правительства, получают субсидии от советской власти и выполняют задания таковой по доставке товаров и фуража Красной армии и в губернии Северной России».
Можно утверждать с большой долей вероятности, что советское правительство признало бы независимость нейтрального Крыма и сделало бы из него черноморский Гонконг. Это и советовали Врангелю руководители белого движения. Генерал-лейтенант Слащев-Крымский несколько раз предлагал начать переговоры с большевиками – «красные в Крым не войдут и сговорятся с нами о нашей будущности».
Но зачем Крыму при таком раскладе Врангель? Главой крымского правительства стал бы крупный финансист, министром обороны – генерал-фортификатор. А барон из конной гвардии тут явно лишний.
Единственное разумное объяснение политики Врангеля – эвакуировать армию в Константинополь и спровоцировать полномасштабную войну Антанты с Советской Россией. В 1919–1921 годах в проливной зоне Антанта держала флот, в три раза превышавший флот царской России в 1914-м, и около 200 тыс. штыков.
Зимой 1919/20 года в Крыму царил голод. Но следующей осенью Врангель вторгся в Северную Таврию и захватил там богатый урожай и множество скота. Можно было спокойно пережить зиму и прокормить 300 тыс. беженцев, прибывших на полуостров со всей России.
Но Врангель начинает планомерный вывоз хлеба из Крыма. Его везли в Марсель пароходы бывшего Российского общества пароходства и торговли. В начале октября в Марсель прибыл пароход «Константин» с 4500 т ячменя. Представитель Врангеля сообщил, что в течение ноября прибудут еще семь пароходов с зерном общим весом 30 тыс. т. Когда красные прорвались на Перекопе, в Феодосии на рейде стоял десяток иностранных судов, груженных хлебом. Получается, Врангель обрекал свою армию и население Крыма на голодную смерть грядущей зимой?
Нет, зимовать в Крыму барон не собирался. Он начал вывоз тыловых учреждений еще 7 ноября 1920 года. В день начала наступления красных на Перекопе и за пять дней до официального объявления об эвакуации.
Планы Врангеля по вторжению в Крым и Одессу весной 1921 года не были фантазией. Интервенция в Советскую Россию всерьез рассматривалась в Лондоне и Париже. Интервентов мог поддержать и польский маршал Пилсудский. Советское правительство сорвало планы этого вторжения, вступив в союз с турецким «полевым командиром» Мустафой Кемалем. Москва передает Турции около тонны золота, 54 орудия, 327 пулеметов, 40 тыс. винтовок, 20 тыс. противогазов и посылает военных советников. Турки вышибают из проливов и Антанту, и Врангеля.
В августе 1928 года в Стамбуле на площади Таксим был открыт памятник основанию Турецкой Республики. В центре Мустафа Кемаль, а слева от него – Климент Ворошилов и Семен Аралов, начальник разведки РККА.
Тайной крымской операции является и спокойный уход Врангеля из Крыма. Белые офицеры в мемуарах подробно рассказывают об эвакуации. Пишут, что последние выстрелы Гражданской войны раздались севернее Джанкоя. Далее белые отступали в полном порядке.
Как подобное могло произойти? Ведь у Фрунзе были две конные армии, несколько отдельных кавалерийских дивизий и около 10 тыс. конных махновцев. Конница почти не понесла потерь при штурме Перекопа. А за ним до самого Севастополя у белых не было никаких укреплений.
Но после прорыва перекопских укреплений 1-я и 2-я конные армии, почти не участвовавшие в боях, были поставлены на отдых. Я читал воспоминания участника боев, изданные в20-х годах. К Буденному где-то у Джанкоя прибегает ординарец: «Симферополь на проводе!» – «Что, беляки сдаваться надумали?» – «Да нет, Симферопольский ревком спрашивает, куда делась 1-я конная?»
Сделка между командармом Фрунзе и командующим французской эскадрой на Черном море адмиралом Дюменилем до сих пор является государственным секретом Франции и России. Эскадра Дюмениля прикрывала эвакуацию войск Врангеля. Всего в эвакуации и ее прикрытии участвовало до 40 судов Антанты.
Впрочем, решающую роль в радиопереговорах с Фрунзе сыграл не Шарль Анри Дюмениль, этот служака, а другой французский офицер и дипломат – 36-летний Зиновий Пешков (Залман Свердлов). Родной брат главы советского правительства Якова Свердлова и приемный сын Максима Горького.
Итак, части Красной армии по приказу Фрунзе после взятия Перекопа остановились на отдых и дали возможность врангелевцам спокойно уйти. Все без исключения города Крыма – Севастополь, Симферополь, Евпатория, Ялта, Феодосия, Керчь и др. – были заняты повстанческими частями и оказались под властью местных ревкомов. Лишь через два-три дня туда вступили части «непобедимой и легендарной».
14 ноября в 14.50 барон Врангель поднялся на борт крейсера «Генерал Корнилов». Крейсер поднял якоря и покинул Севастопольскую бухту, конвоируемый крейсером «Вальдек Руссо» и эсминцем «Алжирец».
Красная армия вошла в Севастополь вечером 15 ноября. Любопытно, что первым въехал в город броневик «Гарфорд» под названием «Антихрист».
Почему эвакуацию Врангеля именуют «великим исходом»? Да потому, что подобных исходов, хотя и меньших масштабов, было как минимум четыре. В феврале 1920 года состоялся «исход» остатков воинства генерала Миллера из Архангельска и Мурманска. Уйти удалось лишь четырем судам. Остальные корабли Северной флотилии перешли на сторону красных. А главное, «все было украдено до нас». Миллер и Ко в 1919 году «толкнули» на Запад не менее 20 пароходов.
16 пароходов совершили «исход» из Баку в мае 1920 года. Следующий «исход» состоялся в октябре 1922 года из Владивостока. Адмирал Старк увел 40 кораблей и катеров. Ну и наконец, последний исход был 2 ноября 1922 года. Тогда порт Петропавловск-Камчатский покинули канонерская лодка «Магнит» и пароход Добровольного флота «Сишан».
Все «исходы» проходили без воздействия Красной армии. Как и в Крыму, все порты после «исхода» белых были заняты местными партизанами и управлялись местными ревкомами. Так, Мурманский ревком продержался у власти 15 дней, пока не пришла Красная армия. А Камчатский ревком правил несколько месяцев.
Почему к 1935 году самый большой торговый флот в СССР был на Каспии? Потому, что 90% российского торгового флота было угнано белыми генералами и адмиралами, а затем благополучно продано. Врангель с ноября 1920 по май 1922 года продал 130 судов.
А вот на Каспии случился «облом». Рано утром 18 мая 1920 года к персидскому порту Энзели, куда был угнан почти весь русский Каспийский флот, подошли корабли красной Волжско-Каспийской флотилии. После двухчасовой перестрелки англичане подняли белую простыню, а по другой версии, дамские панталоны большого размера, поскольку «просвещенным мореплавателям» белый флаг иметь было не положено. Все украденные суда были возвращены Советской России.
В упомянутом обращении севастопольских ветеранов угон кораблей Врангелем именуется воровством. В решениях международных морских судов 1922–1930 годов говорилось то же самое, но в более политкорректной форме. Увы, угнанные суда были перепроданы по много раз, и вернуть их было невозможно. Кроме шести изношенных посудин, которые были проданы советскими представителями на месте.
Впрочем, четыре судна, многократно перепроданных, новые владельцы привели с товарами в Одессу и Батум. Но местных биндюжников не обманешь. Они быстро опознали суда, и на борт их поднялись люди в кожанках и с маузерами.
